Дабы яснее представить себе масштаб знаний Фрэзера, назову еще две его книги: «Литературная история Индии» и «Индия через прошлое и настоящее» (1915), в 12-ти главах которой рассматриваются все аспекты индийской мысли, школ, толкование священных книг, соотношение христианства и индуизма и многое другое.
Книга Фрэзера «Молчащие боги и солнцем пропитанные земли» увлекла Холста и пробудила влечение к восточной культуре.
В 1899 г. Холст начал работу над либретто оперы в трех актах «Сита» (законченная в 1906 г., она не была поставлена). Сам Холст назвал ее «доброй старой вагнеровской болтовней». Попутно он пишет симфоническую поэму «Индра» (1903). Он обращается к Риг Веде — священной книге древних индусов. Перевод его не устраивает, и он идет в Британский музей за подлинником. С этого момента Холст решает изучить санскрит, чтобы в подлиннике читать индийские священные книги и эпос. С этой целью он поступает в Университетский колледж.
Холст никогда не бывал в Индии, не изучал индийской музыки — его интересы не были этнографическими. Индия для него, как Грузия для Балакирева или Испания для Дебюсси — обобщенный и идеальный образ Востока, воображаемый иной, незападный мир, и он стремился в музыке найти ему выражение и находит его в особых, непривычных ритмоинтонациях и колорите.
Четыре группы «Хоровых гимнов из Риг Веды» на собственный перевод Холст создавал с 1908-го по 1912 г. (первые две группы содержат по 3 гимна, 3-я и 4-я — по 4). В них композитор варьирует исполнительский состав: однородный хор во 2, 3 и 4-й группах, смешанный — лишь в 1-й; оркестр используется в первых двух группах, в 3-й — женские голоса сопровождает арфа, в 4-й — мужской хор сочетается со струнной группой и медной.
Если для «Ситы» Холст использовал эпизод из эпоса «Рамаяна», то «Махабхарата» вызвала к жизни оперу «Савитри» (1908) на собственный текст, которую критика единодушно признает шедевром. «Савитри» — первая английская камерная опера после пёрселловской «Дидоны» (3 солиста — Савитри, Смерть, Сатьявар, хор за сценой и оркестр из 12 исполнителей). Для полноты данной группы произведений Холста назову еще «Бени Мора» — по определению композитора, «ориентальную сюиту» в 3-х частях (1909—1910), финал которой основан на подлинной алжирской мелодии. «Санскритский период», как называют его английские музыковеды, завершает ода для хора и оркестра «Облачный посланник» (1912) из поэзии Калидасы. И если Холст больше не обращается за сюжетами к восточной культуре, то интереса к ней он не терял никогда, более того — влияние индийской философии усиливается к концу его жизни, о чем явственно свидетельствует эпистолярное наследие композитора.
Истоки подобного влечения, постепенно заполнявшего жизнь композитора, по всей вероятности, множественны и коренятся в особенностях его мироощущения. Однако очевидно, что эта тяга не вступала в противоречие с его прежними духовными привязанностями, сколь разными на первый взгляд они ни выглядят, а может восприниматься как их продолжение или метаморфозы единого. Ясно, что она продлевает пантеистическую линию творчества Холста, находившую различное преломление в соприкосновении с Харди и Уитменом или священными книгами. Здесь то возникает, то исчезает оттенок мистицизма, прочерчивающий путь к «планетарной», вселенской теме («Планеты»). Холста несомненно привлекало «пантеистическое восприятие Вселенной», которое пронесено индийским народом через всю его историю и стало «существенным признаком национальной психологии и духовной культуры Индии».
Есть многочисленные точки соприкосновения любимого Холстом Уитмена с жизнью Востока. Обратимся к авторитету постоянного переводчика, глубокого знатока, ценителя и пламенного пропагандиста поэзии Уитмена К. И. Чуковского. Он пишет: «Египетские мистики, персидские суфиты, китайские таоисты, упанишады и веды сродни его «Листьям травы». Эдуард Карпентер в оригинальной статье берет отдельные строки священных индусских книг, Лао-Цзы и Нового завета и, сопоставляя их с такими же строками Уитмена, демонстрирует их однородность», одну грань личности поэта Чуковский характеризует так: «Человек созерцательный, «индусского» склада души...» — и далее: «Уитмен, как индусы... чувствовал». Быть может и Густав Холст так же ощущал эти свойства личности и поэтической души Уитмена?
Так замыкается круг: Моррис, близкий Уитмену-демократу, Уитмен-пантеист, сроднившийся с индийской мыслью. Эти излучения вбирает в себя Холст, своеобразно преломляя их в своем творчестве.
В произведениях «санскритского периода», наряду с использованием традиционных для европейской музыки ориентальных приемов и элементов (например, увеличенная секунда, прихотливый ритмический рисунок или орнаментально варьируемые подлинные восточные мелодии — алжирский напев в «Бени Мора»), созданием статичных музыкальных состояний, словно передающих созерцательный дух индийской философии, Холст стремится найти более глубокий контакт западной и восточной культур — явление, характерное для жизни начала нашего столетия, и осуществлял он это стремление по-своему, не согласуясь с тем, что делал его старший современник Дебюсси.
Итак, древняя культура Индии явилась важным источником, питавшим творческое воображение композитора.
Два других источника предстают в единстве: это — фольклор и английская музыка XVI и XVII вв.