Симфоническая поэма «Сирены» Глиэра стоит в одном ряду с поразительными по красоте картинами моря, созданными Римским-Корсаковым,— вспомним «Садко», «Шехеразаду», прелюдию-кантату «Из Гомера», рисующую бурное море и носящийся по волнам корабль «хитроумного» и мужественного Одиссея, находчивость которого помогла противостоять чарам коварных обольстительниц.
Первое исполнение поэмы состоялось в Москве 30 января 1909 года в Седьмом симфоническом собрании РМО под управлением Эмиля Купера. Летом поэма прозвучала в Павловске под управлением автора. Сочинение имело большой успех. В 1912 году партитура и авторское четырехручное переложение были напечатаны беляевским издательством. Партитуре Глиэр предпослал пояснение:
«Сирены, мифические существа, представлялись воображению древних греков живущими в море на цветущем острове. Своим чарующим пением они привлекали мимо плывущих моряков. Забывая все на свете, не в силах противостоять роковому пению, моряки направляли корабль свой к острову страшных Сирен и погибали, разбиваясь о подводные прибрежные утесы».
В том же 1912 году за симфоническую поэму «Сирены» Глиэру была присуждена Глинкинская премия.
Появление Глиэра за дирижерским пультом в Павловске, когда под его управлением прозвучали «Сирены» и Первая симфония, не было первой пробой его дирижерского искусства. Дебютировал он в Киеве за три недели до этого (6 июля 1909 года) на летней эстраде Киевского городского сада, сыграв только свою Первую симфонию.
Дирижировал Глиэр красиво, с благородной сдержанностью. Взмах его был достаточно плавным и тонко очерченным, хотя, может быть, и не достигал той пластичности и четкости, которая отличает профессионального дирижера от дирижирующего композитора. Управлять оркестром Глиэру нравилось, и он охотно откликался на все предложения. 5 марта 1910 года в Десятом собрании РМО в Москве он поставил свою Вторую симфонию, справедливо полагая, что он сам должен постараться исправить репутацию этого произведения после неудачной премьеры в Берлине. То было первое исполнение в России, весьма одобрительно встреченное московской публикой и прессой. Н. Кашкин в «Русском слове» писал, что в музыке «много жизни и свежести», Ю. Энгель на страницах «Русских ведомостей» утверждал, что симфония является «шагом вперед в смысле овладения симфоническими формами».
Летом на Рижском взморье в Майоренгофе (Майори) Глиэр познакомился с польскими музыкантами Каролем Шимановским и Гжегожем Фительбергом и показал им партитуру своей симфонии. Несмотря на то, что молодые поляки были тогда увлечены Рихардом Штраусом, Фительбергу так понравилось сочинение Глиэра, что он разучил его в одну неделю и там же, на курорте, исполнил, а возвратившись после летнего отдыха в Польшу, вскоре сообщил Глиэру, что в запланированном им на 15 октября концерте он будет играть его Вторую симфонию и «Сирены», и приглашал композитора приехать в Варшаву. «Я буду счастлив представить Вас нашему артистическому свету», — писал он 10 октября. А после концерта, выражая сожаление, что Глиэр не смог приехать, сообщал об «огромном успехе» симфонии и о том, что критика приняла ее «с большим пониманием».
С тех пор Вторая симфония Глиэра не сходит с эстрады. Сам композитор очень любил ее играть, исполняли ее и многие другие дирижеры. По образному строю Вторая симфония близка Первой. В ней так же ярко ощущается национальный характер. Но музыка значительнее и содержательнее, а связь с традициями русского эпического симфонизма выражена еще сильнее. В отличие от Первой, где в эмоциональном плане темы мало отличаются одна от другой, во Второй симфонии композитор вводит более яркие контрасты. Так, в первой части распевная, героического характера тема главной партии, порученная вначале фаготу и валторнам, а затем проведенная в различных группах инструментов и по мере развития все более приобретающая черты волевой активности, противостоит лирической, грациозной мелодии побочной партии. Развитие этих контрастирующих тем позволило композитору создать значительное драматическое напряжение в разработке, в результате которой побеждает основная героическая тема. Массивное и светлое звучание этой темы создает образ мощи родного народа, к которому неизменно обращались мысли Глиэра, особенно когда он был за рубежом.
Эмоциональный подъем первой части симфонии продолжается в жизнерадостном скерцо. Здесь также сопоставляются разные по характеру темы: легкая, светлая, типа свирельного наигрыша и задумчивая, созерцательная, красота которой подчеркнута выразительной кантиленой валторн.
Третья часть — лирическая — написана в форме вариаций на интонируемую английским рожком протяжно-распевную тему, близкую по складу к русской народной песне. Очень красивы вторая, третья и особенно четвертая вариации, когда сочетаются колокольчики и флейты со струнными. По своей звуковой картинности, яркости красок и изобретательности приемов оркестровой техники музыка эта может быть причислена к лучшим страницам творчества Глиэра.
Завершается симфония эффектным финалом, который начинается стремительной, темпераментной танцевальной мелодией восточного склада. «В ее кипучем веселье проступает пульс лезгинки»,— пишет советский музыковед М. Ф. Леонова, которой, кстати сказать, принадлежит глубокий и тщательный анализ всех симфонических произведений Глиэра. Последующие темы финала, как и вся музыка симфонии в целом, насыщены русскими народно-песенными интонациями. Кончается произведение торжественной кодой — звонкими фанфарными возгласами и победным звучанием темы могучей силы народа.
Воспользоваться приглашением Фительберга и поехать в Варшаву на исполнение там Второй симфонии Рейнгольд Морицевич не мог, так как был захвачен сочинением Третьей симфонии. Работа спорилась. Давно продуманные эпизоды один за другим ложились на бумагу. Оторваться не было сил.
Третья симфония — «Илья Муромец», написанная для расширенного (особенно в медной группе) состава оркестра, — самое монументальное (1 час 10 минут) оркестровое сочинение Глиэра. В основу ее программы (напечатанной в первом издании партитуры) положен былинный «Сказ о богатыре Илье Муромце — крестьянском сыне». Симфония посвящена А. К. Глазунову, чье оркестровое мастерство всегда так восхищало Глиэра.
Образный строй Третьей симфонии продолжает линию первых двух, являя пример достойного развития «богатырских» традиций русской симфонической музыки. Эпически-величавые образы «Ильи Муромца» призваны восславить неодолимую силу русских богатырей и борьбу за правду и справедливость.
Симфония состоит из четырех частей. Три первых написаны в сонатной форме. Заключительная — в свободной рапсодической форме с введением новых тем.
Начинается симфония небольшим вступлением, создающим картину пробуждения Ильи Муромца, который «сиднем сидел тридцать лет». Музыка звучит глухо, тяжело — Илья не ощутил еще свою силушку, ничего не знает о ней. Но вот появляются два странника—калики перехожие. Характеризует их дважды проведенный в оркестре духовный напев. Они предсказывают Илье — «быть ему великим богатырем». Нарастающая звучность оркестра, подключение новых групп инструментов, мощное звучание меди создают впечатление мужающей силы богатырской. «Встал Илья Муромец, выходил во чисто поле, доставал коня богатырского, отправлялся к славному Святогору-богатырю». Могучая тема Ильи — главная партия, размашистая вначале, видоизменяется, приобретая ритм, напоминающий конский топот. Она звучит то в глубоких низах, проводимая струнными, то переходит в верхние голоса и подхватывается духовыми инструментами. Едет Илья к Святогору «с поклоном низким», чтобы обучил тот его «играм богатырским». Внезапно музыка обрывается и в звучании меди возникает хоралоподобная тема Святогора. Развитие этой побочной темы первой части в переплетении с главной—темой Ильи — приводит к первой кульминации, создающей картину забав богатырских. Музыка звучит буйно, неукротимо, до предела насыщенно, и пронизана она ощущением великой мощи русских былинных витязей. Однако стар уже Святогор и близится его конец. Перед смертью дал он Илье «советы мудрые», и «перенял Илья Муромец силу богатырскую». В медленном движении в музыке восстанавливается тема Ильи, она ширится, расцвечивается красками и наконец приобретает характер буйной скачки—то едет Илья «в стольный Киев-град. У него конь бежит, как сокол летит, реки и озера промеж ног берет, хвостом поля устилаются».