Между двумя войнами

Катастрофа первой мировой войны оставила неизгладимый след на всех сторонах социальной, экономической, культурной жизни Великобритании. Покачнулись незыблемые устои крупнейшей капиталистической державы Европы. Крушение, распад империи состоится позднее — после второй мировой войны. Однако и сейчас, во втором десятилетии XX в., происходили важные изменения.

Если экономика страны сравнительно быстро восстанавливалась, то социальные противоречия обострились, а классовая борьба ожесточилась. Пережитое в годы войны отложило глубокий отпечаток в сознании людей. Потрясение проявлялось по-разному: у одних ужас предшествующих лет сменился растерянностью перед лицом современности, у других он породил сомнения и раздумья о судьбах человечества и человека в современном мире.

Великая Октябрьская социалистическая революция знаменовала новый этап мировой истории. Открылись новые горизонты в социальном прогрессе и в развитии культуры. А вскоре наступили тяжкие годы экономического кризиса. Его последствиями стали рост рабочего движения и борьба колоний за независимость. Изменилась сама жизнь, изменились и представления о ней. В сферу духовной жизни был вовлечен новый круг проблем, которые было необходимо осознать. Под знаком этих перемен и развивалось английское искусство. Впрочем, перемены наметились раньше.

Длительная в истории Англии Викторианская эпоха имела собственные давние и прочные традиции национального искусства. Однако уже ее последний этап (1880—1900), по-прежнему плодотворный, более, нежели предшествующие, противоречив. (В данном контексте он важен, поскольку творчество крупнейших мастеров конца Викторианской эпохи, Голсуорси, Шоу, Уэллса, проходит сквозь грань веков и простирается вплоть до второй трети XX в.)

Если Джон Голсуорси, Томас Харди и Эдвард М. Форстер продолжали в своем творчестве традиции английского реалистического романа, то Бернард Шоу и Герберт Уэллс входили в литературу, открывая при этом в ней специфическую область, дотоле незатронутую (Уэллс создавал романы — социальные фантазии) или переживавшую кризис (Шоу стал крупнейшим комедиографом XX в.). Духовный кризис в странах Западной Европы в конце XIX в. породил декадентские явления, которые оказали воздействие и на видного писателя эпохи Оскара Уайльда.

Но даже при известной поляризации идейной и художественной направленности творчества викторианцев их объединяет то, что все они в той или иной мере шли наперекор своей эпохе, восставали против ее ханжеской морали. Например, Шоу и Уайльд — писатели-антиподы: один — с резко очерченными социальными устремлениями, другой — полемично сосредоточивший внимание на художественной форме своих творений. Но оба скептически относились к традициям и нравственным устоям викторианской Англии, нравы и пороки которой показывали и вскрывали с беспощадной откровенностью. Эту общность отмечал А. М. Горький в письме к К. И. Чуковскому. «Мне думается, — писал он, — что такие явления, каковы Уайльд и Б. Шоу, слишком неожиданны для Англии конца XIX века, и в то же время они — вполне естественны, — английское лицемерие — наилучше организованное лицемерие, и полагаю, что парадокс в области морали — очень законное оружие борьбы против пуританизма».

В новом же столетии выступило новое поколение. В предвоенные, военные и послевоенные годы в английской литературе и поэзии явственно зазвучали прежде лишь проступавшие темы, мысли, настроения. Поствикторианская эпоха была отмечена общим кризисом капитализма, и Англия, быть может, острее других европейских стран ощутила на себе его проявления в политике, экономике. Ослабленная локальными войнами, она прошла сквозь первую мировую войну и вышла из нее, утратив свои позиции «мастерской мира», «владычицы морей», «мирового банкира». В расшатанной империи происходила необходимая переоценка ценностей, протекавшая здесь особенно болезненно. Наиболее чуткие умы, а среди них художники, предчувствовали грядущее: исчезло ощущение надежности, прочности, безопасности, веры в социальный порядок и моральные силы; в искусстве проявлялось настроение потерянности, одиночества перед лицом внешнего мира, бессмысленности существования и борьбы. (Сильное влияние оказывали Анри Бергсон и Зигмунд Фрейд, чьи труды в 10-е гг. были переведены на английский язык.) Перед взором нового поколения человечество предстало ввергнутым в хаос.

Непосредственно перед войной в литературу Англии вошли Джеймс Джойс, Дэвид Г. Лоуренс, Томас С. Элиот, Олдос Хаксли, Вирджиния Вульф. При всем различии творческих индивидуальностей им свойственно ощущение глубокого кризиса цивилизации, катастрофичности бытия. Вульф писала: «...порой я думаю, что жизнь складывается трагично для нашего поколения — ни одного газетного заголовка без крика агонии... Бедствие везде, прямо за дверью; или глупость, что хуже... И все же я счастлива — если бы только не ощущение, что это полоска мостовой над пропастью». Война расценивалась ими как гигантский взрыв низменных человеческих инстинктов. Им, как правило, было присуще отвращение к техническому прогрессу, который неуклонно нес с собой XX в., ностальгия по прошлому. Примечательно, что именно в военные годы Джеймс Джойс работал над «Улиссом» (1914—1921) —произведением, от которого идет отсчет модернистской западной литературы. Но для ирландца Джойса это было также временем бурных событий у него на родине: так называемого Пасхального восстания 1916 г., партизанских войн 1919—1921 гг. Бернард Шоу (соотечественник Джойса) высоко оценил в «Улиссе» реалистическое изображение жизни Дублина — ирландской столицы.

Столь же многоликой и разнонаправленной была в новое время и английская поэзия. В предвоенные годы привлекли к себе внимание «имажисты» — среди них был тогда молодой Ричард Олдингтон и живший некоторое время в Англии Эзра Паунд. «Георгианцы» — Уолтер де ла Мэр, Руперт Брук и другие — участники поэтической антологии, выходившей с 1910-го до 1922 г., — стремились сохранить в английской поэзии ту викторианскую традицию, которую считали подлинно национальной (в описании природы и быта мирные, идиллические тона), словно желая противопоставить поэтичность и утонченность искусства духу спекуляции и наживы своей эпохи.

Имажизм (от англ. image — образ) — течение в англоязычной поэзии 1910—1920-х гг.; в известной мере родствен ему имажинизм, распространившийся в России в 20-е гг.

В это же военное время расцвел огромный талант поэтов, придавших национальной поэзии иное направление: в историю литературы Зигфрид Сассун и Уилфред Оуэн вошли под названием «окопных» поэтов. Их стихи рождались в сражениях войны. Они видели войну своими глазами, воспринимали ее как ад, их голос доносился из раскаленного круга ада. Поэзия окопных поэтов, протестующая против ужасов и бессмысленных жертв войны, обладает убедительностью и силой документального свидетельства. Оуэн, 19-летним юношей, ушедший на фронт, а в 25 погибший, пыткой переживший каждый день и каждый час войны, был «самый многообещающий среди тех, кого унесла война».

В послевоенные годы и годы последующих десятилетий наиболее крупной фигурой в англоязычной поэзии стал Элиот.

Т. С. Элиот — американец, обосновавшийся в годы первой мировой войны в Англии.

Прошедший сложную и длительную эволюцию, в 20-е и в 30-е гг. он был признанным мэтром: у него учились многие — радикально выступившие оксфордцы во главе с Уистеном X. Оденом и принадлежащая к изысканной интеллектуальной элите Эдит Ситуэл. С необычайной остротой отразил Элиот ту опустошенность и отчаяние, которыми были охвачены люди после потрясений войны (в 1922 г. издана его «Бесплодная земля»). И в следующие два десятилетия Элиот являлся идеологом послевоенного «потерянного поколения», пережившего жестокий крах иллюзий («Мы — полые люди...», — писал он в своей известной поэме «Полые люди»).

Оксфордцы — Уистен X. Оден, Стивен Спендер, Кристофер Ишервуд, Сесил Дэй Льюис — в идейной полемике с Элиотом выдвинули свою точку зрения, которая была сформулирована Дэй Льюисом: «Политическая ситуация, пережитая эмоционально, может стать материалом для поэзии». Социальные темы, дух борьбы, стремление осознать роль сегодняшних событий в истории — все это было противопоставлено асоциальности и субъективизму психологической школы (Вульф) или ностальгической пессимистичности Хаксли, и многим другим явлениям литературного модернизма. «...Оксфордцы сумели воплотить в своей поэзии ту напряженность всех душевных сил, которые передают нервную возбужденность, (готовность к моментальной реакций в противовес расхлябанности й унынию 20-х годов». В предвоенные 30-е гг. они остро ощущают болезни западного мира. Гражданственность поэзии роднит оксфордцев с традициями английского поэтического романтизма.