В родном Киеве при появлении Глиэра на эстраде Колонного зала филармонии оркестр стоя исполнил приветственные «фанфары», специально к этому дню сочиненные его учеником и другом Б. Н. Лятошинским.
На страницах киевской газеты «Радянське мистецтво» Лятошинский писал: «Слушатели обоих юбилейных концертов горячо принимали знаменитого композитора, человека, пред чьим творческим вдохновением время кажется бессильным. Он и сейчас, в свои 75 лет, продолжает создавать по-юношески свежие и прекрасные сочинения, которые обогащают все новыми и новыми драгоценными жемчужинами сокровищницу нашего советского музыкального искусства».
По 14 часов в сутки работал порой Глиэр в эти месяцы концертного турне. Бывало, разгоряченный, не успев переодеться (что особенно огорчало Нину, заботливо оберегавшую отца от простуды), прямо с эстрады, во фраке он спешил к поджидавшей его машине и ехал на вокзал. В вагоне правил полученную перед отъездом из Москвы корректуру и делал в записной книжке небольшие нотные заметки, ибо творческая мысль неустанно работала.
Глиэр получал огромное удовольствие от выступлений перед публикой. Общение с аудиторией, встречи и беседы со слушателями были для него органической потребностью. А на вопрос, не слишком ли утомляют его поездки и сам процесс дирижирования, требующий, как известно, большой затраты физических сил, Рейнгольд Морицевич отвечал кратко: «Дирижирование продлевает мне жизнь».
Возобновив в начале 1950 года интенсивную концертную деятельность, Глиэр не отказывался от нее до конца своих дней. Охотнее всего в последние годы он появлялся в Ленинграде. Там выступал даже чаще, чем в Москве. По-прежнему ездил по Украине, Прибалтике, городам средней полосы России, Закавказья и Сибири. Случалось, что в каком - то пункте планировался один концерт, а приходилось выступать два и три раза. Поездки надолго отрывали Рейнгольда Морицевича от дома, и тогда нередко в Москву летели телеграммы с просьбой выслать тот или иной вдруг понадобившийся нотный материал, новые воротнички, галстуки, свежий белый жилет. И Нина или Лиля, в зависимости от того, кто из них сопровождал отца, а кто был дома, собирали все необходимое и мчались на вокзал, чтобы через проводника как можно скорее все необходимое было доставлено папе. От поездок за рубеж, хотя приглашений было достаточно, Рейнгольд Морицевич отказывался. На вопрос недоумевавшего Д. М. Персона ответил: «Я еще не все видел у себя на родине».
Просьбы родных и близких друзей несколько сократить концертную деятельность, свести к минимуму далекие утомительные разъезды ни к чему не приводили. Неудержимая страсть к дирижированию владела им до последних дней. Глиэр никогда не жаловался, даже если видно было, что он устал и плохо себя чувствует. Не сорвать концерт, не обмануть ожидания публики, добиться наилучшего звучания исполняемых произведений, даже если оркестр мал, а музыканты недостаточно опытны, — это было единственной заботой Глиэра.
Рейнгольд Морицевич обычно сам проверял весь нотный материал, собственноручно вносил исправления в свежепереписанные партии. Репетировать предпочитал стоя даже в 80 лет. Во время перерывов не уходил отдыхать в артистическую, а оставался среди музыкантов, беседовал, разъяснял, чего от них добивается. В обращении с артистами оркестра был предельно корректен, деликатен, никогда не позволял себе повысить голос. Оркестранты любили его, внимали его замечаниям и старались играть так, чтобы он остался доволен. Рейнгольд Морицевич, как и Глазунов, бывал очень рад, когда в прессе наряду с высказываниями о его сочинениях отмечалось и его дирижерское искусство, которое он считал своей второй профессией.
По подсчетам Д. М. Персона, Глиэр в общей сложности за свою жизнь свыше 400 раз появлялся на эстраде — около 300 раз за дирижерским пультом симфонических концертов и свыше 100 раз принимал участие в камерных.
Время между концертными «марафонами», которое можно было провести дома в Москве, на даче в Подмосковье или в одном из Домов творчества (чаще всего это были Иваново или Руза), посвящалось творчеству.
В 1950 году созданы были «Концертный вальс» для большого симфонического оркестра — прелестная пьеса, не претендующая на глубину художественных образов, но мелодически привлекательная и написанная с блестящим использованием оркестровых средств выразительности,— и Концерт для валторны с оркестром. Кроме того, был переин-струментован (с добавлением новых номеров, дописанных С. Василенко) балет «Эсмеральда» П. Пуни, премьера которого состоялась в том же году осенью. Кстати отметим, что Рейнгольд Морицевич придавал огромное значение оркестровке, звуковым сочетаниям, тембровой окраске. И хотя ему случалось в периоды дьявольски напряженной работы, когда не хватало времени, просить о помощи кого-нибудь из своих учеников, он внимательно следил, чтобы все соответствовало его замыслу, ибо, подобно Римскому-Корсакову, он «думал оркестрово», то есть, замысливая произведение, уже представлял себе, как оно будет звучать в оркестре. Чаще всего Рейнгольду Морицевичу помогали высоко им ценимый Б. Н. Лятошинский, принявший еще в 1928 году участие в оркестровке «Эсмеральды», затем «Красного мака» (1929), «Комедиантов» (1931) и нескольких номеров первой редакции «Шахсенем» (1931), а также А. А. Карцев.