«В Киеве я родился, в Москве я увидел свет духовный и свет сердца, а в Петрограде меня впервые признали (Беляев, Глазунов и другие)» — так написал Глиэр в середине своего жизненного пути. С 1920 года Москва, давшая композитору «свет духовный», Москва с ее театрами, великолепными концертными залами и бесконечно множившимися после революции клубами и Домами культуры стала до конца жизни основным местом его начинаний и выступлений.
Более всего композитору хотелось заниматься творчеством, но от преподавания он пока не мог, да и не хотел совсем отказываться. Страна возрождалась к новой жизни. Для культурного строительства нужны были профессионально подготовленные кадры. Глиэр считал своим долгом передать молодому поколению накопленные знания и опыт. Его педагогическая деятельность теперь протекала в Московской консерватории, в школе Гнесиных (куда он снова вернулся преподавать гармонию) и во вновь открывшемся III Московском государственном музыкальном техникуме, где он, правда, проработал только до 1923 года. С Киевской консерваторией Рейнгольд Морицевич поддерживал тесную связь и охотно принимал к себе учеников, направляемых оттуда, особенно если их рекомендовал Беклемишев. Так, в 1932 году был зачислен в его класс закончивший Киевскую консерваторию как пианист Б. Терентьев, о котором его руководитель Григорий Николаевич писал: «...честный хороший юноша и, по-моему, с большими композиторскими данными, есть изобретательность... Послушай его опыты, и если найдешь возможным, посодействуй ему в налаживании его музыкального пути...» У Глиэра учились также Б. Александров, В. Виноградов, Ф. Витачек, А. Давиденко, Н. Йванов-Радкевич, 3. Компанеец, Б. Левик, Г. Литинский, А. Мосолов, А. Новиков, Л. Половинкин, Н. Раков, С. Ряузов, Д. Салиман-Владимиров, И. Способин, В. Соколов, В. Фере, Б. Хайкин, А. Хачатурян, В. Ширинский и многие, многие другие. Прав был Прокофьев, отмечая, что трудно назвать имя советского композитора или теоретика, который не был бы так или иначе связан со школой Глиэра или не пользовался бы советами его самого или его многочисленных учеников.
В Москве Глиэр продолжал и концертную деятельность. Пока еще не были ликвидированы последствия гражданской войны и передвижение по стране было сопряжено с большими сложностями, он выступал только в Москве. В качестве заведующего музыкальной секцией Московского отдела народного образования Наркомпроса Глиэр возглавил созданную по его инициативе организацию общедоступных концертов в столице и ее области и стал проводить в рабочих клубах, на предприятиях и в воинских частях камерные и даже симфонические концерты.
Узнав, что много детей, лишившихся родителей, объединено в колонии, Глиэр взял шефство над одной из таких колоний, обосновавшейся в окрестностях Москвы на Клязьме. Летом и зимой, в дождь и стужу он отправлялся в условленные дни к своим подшефным. Несколько лет он учил там детей хоровому пению, помогал ставить сказочные спектакли. А иногда просто собирал ребят в зале, тускло освещенном керосиновой лампой, садился за рояль и, рассказав или прочитав какую-нибудь сказку, начинал импровизировать, воссоздавая в музыке ее образы. Будучи убежден, что искусство прежде всего должно приносить радость, он старался, чтобы его музыка для детей была особенно светлой, лучезарной, помогала забыть горе, вселяла веру в будущее.
В это же время Рейнгольд Морицевич начал работать в Коммунистическом университете трудящихся Востока. Пять лет он руководил здесь студенческими хоровыми кружками. Встречи с молодыми китайцами, индусами, азербайджанцами, узбеками, татарами, знакомство с их манерой исполнения своих национальных песен, особенностью звучания их голосов, дали композитору много интересных впечатлений, которые позже очень пригодились в работе над балетом «Красный мак» и операми «Шахсенем» и «Гюльсара».
Первые шаги музыкального радиовещания в нашей стране также были связаны с творчеством и деятельностью Рейнгольда Морицевича. В 1924 году, когда только началось регулярное радиовещание в Советском Союзе, «Рабочая газета» от 2 ноября сообщила, что в 18 часов 20 минут по станции имени Коминтерна будет передаваться первый камерный радиоконцерт из произведений Глиэра, в котором участвует и сам автор.
Как только наладился железнодорожный транспорт, Глиэр начал выезжать с концертами в другие города. Уже в 1923 году он выступал в Баку с программой, включавшей обработки тюркских народных песен (в исполнении Шевкет Мамедовой). Затем он навестил свой родной Киев, исполнил оркестрованный им Торжественный марш Н. Лысенко, сочинения И. Крыжановского, С. Халатова и двух своих бывших киевских учеников — Анданте из Первой симфонии Б. Лятошинского и Концерт-поэму для фортепиано с оркестром М. Фролова (впоследствии директора Свердловской консерватории). Солировал автор. Затем Глиэр появляется в Саратове, Днепропетровске, Кисловодске, Самаре, неся людям радость от встречи с большим искусством, довольствуясь при этом порой весьма скромным вознаграждением.
Общение с широкими массами трудящихся помогло композитору хорошо узнать художественные запросы народа. И в творчестве своем и в просветительской деятельности он пошел навстречу этим запросам, стал откликаться на них быстро, импульсивно.
Первой попыткой передать в музыке атмосферу той поры, чувства и мысли окружавших его людей — в большинстве своем голодных, плохо одетых, но воодушевленных чистыми и высокими устремлениями,— явилось сочинение двух пьес для духового оркестра. Это «Марш Красной Армии», пронизанный русскими, песенными интонациями с использованием мелодии популярной тогда революционной песни «Смело, товарищи, в ногу» и фантазия «На праздник Коминтерна!», посвященная Пятому конгрессу Коминтерна.
В 1921 году появилась симфоническая картина-балет «Запорожцы», написанная под впечатлением от знаменитого полотна И. Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Ту неколебимую веру в свои силы, ум и смекалку, которую излучают герои репинской картины, их сочный юмор, жизнерадостность и свободолюбие Глиэру великолепно удалось передать в музыке. «Запорожцы»—это яркий, стремительный поток различных по характеру музыкальных образов, умещенных в одночастную симфоническую форму. Тема эпического склада, неспешная, тяжеловатая, которой начинается сочинение, сменяется колоритной жанровой сценой «писания письма». Она сделана так выразительно, что легко представляешь себе разыгравшуюся казачью вольницу Сечи Запорожской, сочинявшую издевательски-насмешливое письмо турецкому султану, возымевшему намерение подчинить их своей власти. В мелодии речитативного склада, гортанном звучании фаготов в сочетании с виолончелями и контрабасами будто слышатся отдельные словечки, возгласы, выражающие одобрение. Затем, покрывая реплики отдельных инструментов, разливается проводимая в полном звучании оркестра удалая украинская народная песня «Засвистали козаченьки», обработанная композитором с подчеркнуто воинственным характером. Она переходит в «сцену хохота», крепкого, безудержного, сменяющегося лихой пляской, где временами легко различима мелодия, близкая по характеру к задорному народному танцу «Казачок». Завершается сочинение темой вступления, которая перед этим появлялась неоднократно, цементируя все разнообразные музыкальные образы в единое красочное целое.
Симфоническая картина «Запорожцы», задуманная Глиэром (после переговоров с Большим театром) как короткий балет (всего 17 минут), никогда не была использована для сценической постановки, зато многократно исполнялась в концертах. Впервые автор продирижировал ею в Одессе в зале Биржи 23 декабря 1925 года. Партитура издана Госиздатом в 1929 году.