Драматургию оперы образуют несколько сопряженных линий. Лирико-психологическая линия полностью вбирает в себя личную судьбу Граймса: от потрясения и оскорбленного самолюбия (Пролог) к «критическому состоянию» ссоры с Эллен (1-я картина II акта) вплоть до безумия (2-я картина III акта).
Жанрово-бытовую линию составляют характеристические эпизоды — галерея портретов местной знати, песня рыбаков (в I акте), танцы в Мут-Холле (1-я картина III акта), имеющие либо экспозиционную функцию, либо интермедийную, оттягивая и оттеняя неизбежное наступление трагической развязки. Эти две линии противостоят друг другу как линии действия и контрдействия. На их пересечениях возникают сцены и эпизоды ситуационной линии, сюжетно рождающиеся из столкновения Граймса с остальными действующими лицами, из их взаимоотношений. Наконец, существует последнее, «четвертое измерение» оперы: оркестровые интерлюдии между картинами. Это не только антракты, связующие или дополняющие действие, живописующие то, что не показано на сцене. Интерлюдии, как в «Катерине Измайловой» Шостаковича, симфонизируют партитуру, продолжают, а в значительной мере и образуют сквозную симфоническую линию развития действия, переводя его в обобщенно-сим-фонический план. Но одновременно они имеют свою логику, внутреннюю драматургию (неслучайно они живут в концертном обиходе как замкнутый цикл под названием «Морские интерлюдии»). Четыре (из шести) программные интерлюдии — «Рассвет», «Шторм», «Воскресное утро», «Лунный свет» (таков порядок их появления в партитуре оперы) — образуют живописный план, создавая атмосферу оперы. Это — надбытовая линия, в ней отражаются и растворяются судьбы людей. Величественный образ Природы словно поглощает бытовую драму, переосмысливает и возвышает, приобщая к извечному.
Аналогичный по смыслу пласт образуют интерлюдии опер Л. Пипкова «Антигона-43» и С. Слонимского «Виринея», в которых, правда, симфонический принцип слит с ораториальным.