Наступил 1956 год, но в образе жизни Глиэра не заметно было перемен. Он так же напряженно концертировал, встречался со слушателями. 25 января председательствовал на вечере, посвященном 200-летию со дня рождения Моцарта. Потом выступал с речью о русском гении — Мусоргском — в связи с 75-летием со дня его смерти.
В мае Глиэр дал два концерта (12 и 13 числа) в Кишиневе и затем один (21 мая) в Одессе, в помещении оперного театра. В программу входили две сюиты — из балетов «Тарас Бульба» и «Дочь Кастилии» — и концерт для арфы с оркестром, сольную партию которого великолепно играла Вера Дулова. 22 мая Рейнгольд Морицевич присутствовал на генеральной репетиции и первом спектакле «Медного всадника» и порадовался тому, что одесская публика встретила этот его балет с огромным энтузиазмом. Рейнгольд Морицевич чувствовал себя усталым и даже пожаловался своему старому приятелю — одесскому врачу А. М. Сигалу на неприятные ощущения в области сердца.
На обратном пути из Одессы домой в Киеве на перроне Рейнгольда Морицевича поджидал Лятошинский, не упускавший никогда случая повидать учителя, хотя бы накоротке. Борис Николаевич обратил внимание на утомленный вид Рейнгольда Морицевича и повторил свою обычную просьбу беречь себя. В ответ тот улыбнулся своей мягкой улыбкой и пообещал помнить об этом.
Однако, возвратившись в Москву, он не дал себе отдыха, хотя общее плохое самочувствие осложнилось еще острым приступом радикулита. На 30 мая намечено было его выступление с самодеятельным оркестром в Центральном Доме учителя. Рейнгольд Морицевич, никогда не переносивший и не отменявший своих концертов, не хотел этого делать и теперь. Тем более что концерт этот должен был венчать встречу с делегацией польских учителей, приехавших в Москву. Добиться слаженности и выразительности звучания у самодеятельного коллектива было не просто. Предельно утомительны были репетиции для человека, которому нужен был полный покой и лечение.
30 мая Рейнгольд Морицевич последний раз в жизни надел фрак и, превозмогая боль в пояснице, вышел на эстраду с дирижерской палочкой в руках. Концерт в городском Доме учителя, в программу которого входили увертюра на славянские темы, баллада из оперы «Шахсенем», сюита из балета «Красный мак», романсы («О, если б грусть моя», «Мы плыли с тобой») с оркестром и фрагменты из «Медного всадника», стал последним публичным выступлением Глиэра.
В ночь с 3 на 4 июня тяжелый сердечный приступ уложил его в постель. Он позволил вызвать врачей, покорно принимал предписанные лекарства. А через несколько дней выразил желание повидать Бориса Николаевича, который, конечно, немедленно приехал в Москву. Целые дни Борис Николаевич проводил у постели больного, а ночевать приходил в дом своего ученика И. Ф. Бэлзы, принося день ото дня все более горькие вести. Вместе с тем он рассказывал, как много концертных поездок задумал Рейнгольд Морицевич, какие обширные творческие планы зреют в его голове.
Трудно сказать, понимал ли сам Рейнгольд Морицевич, что дни его сочтены, или верил в несокрушимость своего организма и болезнь рассматривал только как неприятный эпизод, тормозящий его деятельность. Во всяком случае, однажды ночью, когда Нина пошла посмотреть, как спит отец, она увидела его стоящим на коленях на кровати, а перед ним на подушке была разложена корректура сюиты последнего балета, которую он правил. «Я обещал завтра к утру закончить корректуру, иначе я подведу издательство. Я не могу обманывать», — пояснил он кротко дочери.