Первая часть его строго выдержана в форме классического сонатного аллегро. Это неторопливое повествование о тревогах и грусти, о моментах задумчивой мечтательности. Построена часть на двух близких по настроению темах. После краткого оркестрового вступления, открывающегося мягким звучанием засурдиненных струнных, солирующий голос на фоне этих инструментов излагает нежную, певучую, совершенно необычайную по мелодической протяженности тему (главная партия).
По мерю ее развития оркестровый фон постепенно дополняется красочными тембрами деревянных духовых, арфы, приглушенных валторн. А голос парит над этим звучанием, спускается вниз и снова в неудержимом стремлении летит к яркой кульминации на верхнем звуке. Здесь и широкие музыкальные фразы, требующие от певицы владения кантиленой, и головокружительные трели, изящные арпеджио и ажурные стаккато. Перекличка кларнета и гобоя затейливым орнаментом расцвечивает эпизод, предшествующий появлению второй темы, которая, возникнув у деревянных духовых, тут же подхватывается голосом. Элегически-мечтательная вторая тема дополняет новыми оттенками лирическое звучание музыки, несколько драматизирует его. Разработка, как часто у Глиэра, очень краткая, особых изменений не приносит. Красиво звучит поэтичнейшая перекличка между голосом и кларнетом. Поток пассажей постепенно превращается в орнаментальные украшения первой темы, которую вновь запевают струнные. Небольшая кода заканчивает первую, лирически-созерцательную часть.
Вторая часть концерта звонкая, мажорная. Это — большой блестящий концертный вальс, построенный в свободной форме рондо на трех четко различимых темах. Сурдины у струнных снимаются, звучность оркестра становится открытой, праздничной. Вслед за кратким инструментальным вступлением и пассажем колоратуры солирующий голос в легком взлете излагает первую тему. В ней слышатся восторг и упоение жизнью. Мягко звучащая у струнных вторая тема пытается как бы сдержать этот радостный порыв, но, разлившись во всем оркестре, сама достигает большой кульминации. Затем на смену спадающей звучности появляется плавная, грациозная тема вальса, после чего начинается свободное развитие изложенных тем. Ярко звучит оркестр. Широкая кантиленность вокальной партии сменяется стаккатным движением. Как и в первой части, появляется перекличка голоса и отдельных инструментов. Нарастают темп и динамика. Стремительность и блеск вокальных пассажей, оркестровые кульминации — все это создает под конец впечатление большого эмоционального подъема, света и радости.
Музыкальные образы концерта так выпукло и ярко очерчены, что содержание произведения определяется без труда. «Это—поэма о красоте природы нашей земли, о чистоте, благородстве и полноте чувств советских людей, горячо любящих свою Родину...» — так охарактеризовал его И. Ф. Бэлза.
Сочинение требует подлинной виртуозности от певицы. Но Надежду Аполлинарьевну Казанцеву, которой предложили исполнить концерт, это не смутило. Тем более что при первой же встрече с композитором, после проигрывания, он с готовностью сказал: «Если что трудно или неудобно, так ведь можно и переделать...». Идя навстречу пожеланиям певицы, Рейнгольд Морицевич действительно кое-что изменил в тесситуре и пассажах. 12 мая 1943 года концерт прозвучал впервые в исполнении Казанцевой и Большого симфонического оркестра Радио под управлением А. И. Орлова. Было это в Москве в Колонном зале Дома союзов и осталось в памяти слушателей как истинный праздник советской музыки. Голос певицы звучал великолепно, незабываемо. А напоенная радостью и солнечным светом музыка свидетельствовала о том, что ни приближавшееся 70-летие, ни переживания военных лет не смогли затушить юношеский жар сердца композитора. И хотя он сам казался порой, как это отметил Ю. А. Завадский, слишком тихим, вялым и даже угрюмым, жизненные силы его не были растрачены.
«Я была счастлива, что первое исполнение... было поручено мне», — написала Надежда Аполлинарьевна, вспоминая и свои волнения в те дни, и радость от успеха. «Исполнение концерта было для меня большой творческой удачей, которая исключительно плодотворно отразилась на моей дальнейшей концертной деятельности». Позже Казанцева много раз пела концерт под управлением автора и в Москве, и во время совместных гастрольных поездок. Когда композитора не стало, Надежда Аполлинарьевна написала: «О Рейнгольде Морицевиче можно говорить и писать бесконечно и только хорошее».