Среди отобранных к исполнению в Москве сочинений была музыкальная драма «Гюльсара», повествующая о жизни молодой узбекской женщины, которая восстает против векового гнета феодальных пережитков, сбрасывает паранджу и, несмотря на яростное сопротивление отца, ранящего ее и убивающего ее мать, устремляется к новой жизни.
Произведение было создано на основе пьесы К. Яшена и М. Мухамедова с использованием фольклорного музыкального материала, собранного Т. Джалиловым и записанного Т. Садьпсовым. Конечно, тема раскрепощения женщины Востока, со всей остротой вставшая после установления Советской власти в республике, требовала яркого воплощения. Это понимали передовые деятели культуры, возлагавшие надежды на блистательное мастерство Глиэра, которое должно было стать залогом решения сложной задачи создания новой партитуры «Гюльсары».
Отобрав из фольклорных записей наиболее подходящие мелодии для характеристики основных героев, Глиэр стал их гармонизовать, находил соответствующие их природе тембровые краски в оркестре, развивал симфонически. В результате одноголосные узбекские песенные напевы необыкновенно обогатились, пройдя обработку, принятую в европейской музыке, но в то же время благодаря стараниям Глиэра сохранили свежесть интонаций и присущее узбекской музыке ритмическое богатство и разнообразие. Обширные музыкальные номера — а их около сорока — перемежались задорными танцевальными сценами, которые шли в сопровождении народных узбекских инструментов — дутаров, карнаев, сурнаев, виртуозной дроби бубен — и воспринимались как драгоценные инкрустации партитуры. По выражению Богданова-Березовского, музыкальная драма у Глиэра приобрела характер «потенциальной оперы». Особенно выразительно запечатлены различные грани образа героини — ее радость, подавленность, возрастающий гнев и протест.
Почти полгода работал тогда Рейнгольд Морицевич в Ташкенте, окруженный любовью и вниманием. Там же впервые была показана «Гюльсара» на сцене Узбекского музыкального театра 24 апреля 1937 года. Причем Глиэр самое деятельное участие принимал в постановке, стараясь помочь артистам понять его замысел. А в его руках произведение претерпело большие изменения, и это касалось не только музыки, но и трактовки образов в целом. Взять хотя бы отца Гюльсары. В прежнем варианте пьесы он рисовался просто извергом. Теперь же в этом образе раскрывалась трагедия человека, находящегося в плену религиозных предрассудков. И Глиэр требовал, чтобы именно таким был показан Ибрагим. Он учил артистов вслушиваться в музыку и находить в ней нужное настроение, боролся с устаревшей традицией театра, когда сценическое действие прекращалось, как только начиналось пение. «Музыка и драма должны быть едины,— говорил он.— Они в спектакле равны».
Весть о том, что Глиэр написал на основе узбекских мелодий красивую, своеобразную музыку, быстро распространилась в музыкальных кругах. И еще за неделю до Узбекской декады увертюру к драме «Гюльсара» дважды исполнил Государственный симфонический оркестр СССР под управлением А. В. Гаука в Большом зале Московской консерватории.
21 мая 1937 года спектаклем «Гюльсара» (постановщики М. Мухамедов и М. Кариева) открылась Узбекская декада в Москве. В фойе филиала ГАБТ была развернута богатейшая выставка, на которой можно было увидеть национальные костюмы, сюзане, искусно вышитые золотом и шелками, макеты театральных постановок, портреты артистов и писателей. Среди зрителей присутствовали руководители партии и правительства, а также деятели культуры — Немирович-Данченко, Москвин, Нежданова, Голованов, Самосуд и многие другие. Дирижировал Н. Б. Грубин. Заглавную роль исполняла Халима Насырова, роль матери — одна из первых узбекских актрис Люфти Сарымсакова, отца — М. Халмухамедов.
Отзвучала увертюра, заключавшая в себе все основные темы спектакля, поднялся красочный занавес, сделанный в виде богато украшенного национальным орнаментом бледно-коричневого сюзане, и перед взором собравшихся стала развертываться картина жизни народа, где горькая правда бытовой драмы узбекской семьи, не все члены которой понимали значение новых преобразований, сплеталась с чудесной поэзией народных мелодий и плясок. Великолепно звучал серебристый голос молодой певицы Насыровой, выказавшей себя незаурядной драматической актрисой. Трогательная сцена укачивания ребенка и монолог над телом убитой матери, эта драматичнейшая сцена спектакля, в которой героиня предстает полная смертельной тоски, растерянности и страха, у многих зрителей вызывали слезы на глазах. Зато танцы возбуждали всеобщий восторг, и публика требовала повторения номеров, щедро награждая аплодисментами танцоров. Народность, простота, искренность, самобытные черты узбекской художественной культуры, ранее мало знакомые москвичам,— все это покорило зрителей. Спектакль закончился, а вокруг театра еще долго не расходились толпы радостно оживленных людей.