На одном из таких собраний Юлий Энгель сказал, что имеет сведения об исполнении в Вене квартетом Розе Первого квартета Глиэра. Услышав это, темпераментный Сараджев, которому, как известно, было посвящено произведение, чуть не начал прыгать. Вскоре пришло еще сообщение об исполнении в Берлине секстета.
Таким образом, сочинения Глиэра уже осенью 1902 года перешагнули границу родины.
В начале декабря Рейнгольд Морицевич снова посетил Петербург по приглашению Беляева, организовавшего новое исполнение его квартета и секстета. В это время в Петербурге находился и Танеев, так как 7 декабря в симфоническом собрании Ладов ставил его до-минорную симфонию. «Я очень много ходил по Петербургу с Танеевым под руку» — сообщал Рейнгольд Морицевич, рассказывая, что 5-го они обедали у Смоленского, который тогда уже переехал из Москвы в северную столицу, а вечером вместе были на собрании «Общества по распространению современной музыки». «За эти дни я очень сблизился с Танеевым и много наблюдал, как он говорит с разными людьми. Он до того искренен, до того правдив, что, разговаривая с ним, самый наглый лгун стал бы говорить одну только правду».
На обратном пути в поезде Рейнгольд Морицевич и Танеев разбирали Седьмую симфонию Глазунова, говорили о контрапункте — Танеев тогда завершал свою книгу «Подвижной контрапункт», и тема эта его очень занимала. Глиэр восторгался техникой оркестрового мастерства Глазунова. «С такой техникой, — утверждал он в восторге, — можно мир покорить... можно в души людей влить счастье и радость».
В Москве Глиэра ждала новая встреча с искусством Никита и знакомство с ним самим. Охотно откликнувшись на предложение сесть за пульт оркестра, чтобы увеличить его состав, Рейнгольд Морицевич таким образом принял участие в концерте гастролера, а потом Сафонов представил его Никишу и говорил о нем в таких лестных выражениях, что композитор, очень высоко ценивший венгерского дирижера, был даже несколько смущен.
С волнением ожидал Глиэр день 21 декабря 1902 года, на который было назначено первое исполнение (в Пятом симфоническом собрании РМО) его пока единственной симфонии. Он видел, как Сафонов, готовясь к репетиции, несмотря на то, что симфония была ему посвящена, прежде всего, наметил большие купюры. Но возражать Василию Ильичу не полагалось — крутой нрав его всем хорошо был известен. Глиэр лишь робко попытался выразить свое несогласие, на что Сафонов ответил: «Вы бы посмотрели, сколько купюр я сделал в Рахманиновском «Утесе»!» — и продолжал расправляться с партитурой по собственному разумению.
Несмотря на всю резкость в обращении, Сафонов оставался великолепным музыкантом и дирижером. В симфонии Глиэра он подчеркнул ее русский характер и постарался максимально придать ей красочную контрастность. Музыка прозвучала легко и жизнерадостно и была с восторгом принята слушателями. Композитора много раз вызывали и даже поднесли ему лавровый венок.
Уже через день в «Московских ведомостях» появился отклик, в котором отмечались «легкость и богатство музыкальной фантазии автора». Вскоре Глиэр получил письмо от Беляева, в котором тот спрашивал, не желает ли Рейнгольд Морицевич, чтобы в будущем сезоне его симфония была исполнена в Петербурге в Русском симфоническом концерте. Потом пришло и письмо от Н. Н. Черепнина с извещением о том, что симфония намечена к исполнению во втором из его концертов и что ему «очень по душе» творчество Глиэра.
Молодой композитор был счастлив. Наступал тот рубеж — 28-й год его жизни, — когда у него, как он твердо верил, должны были произойти существенные перемены в жизни. «Хочу, чтобы обо мне все в Москве трещали», — по-мальчишески задорно написал он невесте. Возникла мысль организовать концерт в Киеве, где много людей знало его с детства. Но, как выяснилось, аренда зала стоила 450 рублей—слишком большой расход для человека, жившего в основном на заработки от уроков. После переговоров с друзьями решено было программу киевского концерта составить из произведений трех композиторов-киевлян — Глиэра, Крыжановского и Николаева — и все расходы, а также и доход, если таковой будет, поделить между авторами. Начались организационные хлопоты, в которых неоценимую услугу композиторам оказал многоопытный В. Л. Идзиковский, сын основателя киевского нотного издательства Леона Идзиковского, печатавшего сочинения всех украинских композиторов, включая Лысенко. Он прекрасно знал, как важна в таких случаях реклама, и благодаря его помощи еще до концерта в «Киевской газете» появилась статья друга детства Глиэра, обосновавшегося в Москве литератора и журналиста А. Ф. Струве «Композиторы-киевляне» с подзаголовком «от нашего московского корреспондента». Там, прежде всего, сообщалось об исполнении Сафоновым симфонии Глиэра, о том, что она имела большой успех, и напоминалось, что Глиэр киевлянин, бывший ученик Киевского музыкального училища, что всего два года прошло, как он окончил Московскую консерваторию с золотой медалью, но «имя его уже часто появлялось в программах концертов, как в России, так и за границей (в Вене, Берлине, Гамбурге)». Короче говоря, сообщалось о его необычайно стремительном взлете. Далее рассказано было об успехах других двух киевлян — И. Крыжановского и Л. Николаева.